Фрейд о психоанализе.
часть 10
Посторонний: “Мне кажется, я разгадал ваше намерение. Вы желаете продемонстрировать мне, какие знания необходимы для проведения психоанализа, чтобы я мог решить, имеет ли врач в этой области исключительные права. Правда, пока в нашем разговоре мало медицины, зато довольно много психологии, биологии и сведений о половых отношениях. Однако, вероятно, это еще не конец разговора?”
Фрейд: «Конечно, нам еще необходимо заполнить многочисленные пробелы. Я бы хотел кое о чем попросить вас. Не могли бы вы рассказать мне, каким образом вы представляете психоаналитическое лечение? Расскажите так, будто вы проводите его сами».
Посторонний: “Вопрос интересный. Естественно, я не думаю, что мы сможем разрешить наш спор путем подобного эксперимента. Однако мне хочется сделать вам одолжение, правда, вся ответственность будет лежать на вас. Допустим, что ко мне приходит пациент и начинает жаловаться на свои недуги. Я обещаю ему излечение или по крайней мере улучшение состояния, при условии, что он будет следовать моим указаниям. Я прошу, чтобы он совершенно искренне рассказал все, что ему известно о себе, а также все, что приходит ему в голову, и не отступал от этого намерения, даже если что-то из рассказываемого покажется ему неприятным. Я на правильном пути?”
Фрейд: «Все верно, вот только надо добавить еще, что вашему пациенту говорить даже о том, что то, что кажется ему неважным или бессмысленным».
Посторонний: “Да, конечно. Потом он начинает рассказывать, а я слушаю. А что дальше? Основываясь на его сообщениях я, вместо того чтобы исследовать ситуацию полностью, разгадываю, какие впечатления, переживания, побуждения были вытеснены, каким образом это происходило еще тогда, когда “Я” было слабым и боялось этих вытеснений. Когда пациент узнает об этом от меня, он как бы перемещается в давнюю ситуацию и учится справляться с ней. В результате всего этого исчезают ограничения, которыми было сковано «Я», и человек вылечен. Я все правильно изложил?”
Фрейд: «Браво! Кстати, меня опять могут упрекнуть, что я сделал психоаналитиком не врача. Вы усвоили все просто прекрасно».
Посторонний: “Но я всего лишь рассказал о том, что ранее услышал от вас — так, как школьники повторяют заученное наизусть. Я, естественно, не могу четко представить, как все это делать на самом деле, и абсолютно не понимаю, почему эта работа с пациентом должна ежедневно отнимать по целому часу на протяжении многих месяцев. Обычный человек вряд ли пережил в детстве столь много”.
Фрейд: «Психоанализ каждый раз чему-то учит. К тому же на основе сообщений, услышанных от пациента, не так уж просто прийти к выводу о переживаниях, которые были им забыты, о побуждениях, которые были вытеснены. Пациент сообщает много такого, в чем поначалу ни он, ни вы не видите особенного смысла. Ваша деятельность чем-то напоминает технологический процесс, когда из руды добывают ценный металл путем определенных действий. Вы приобретаете навык переработать огромное количество руды, которая, вероятно, содержит самое незначительное количество желаемого ценного материала. Именно в этом — первое основание для проведения именно длительного курса лечения».
Посторонний: “Однако каким образом этот сырой материал перерабатывается?”
Фрейд: «Сообщения и ассоциации пациента нужно рассматривать только как искажения искомого и одновременно в качестве намеков, по которым вам необходимо разгадать, что за ними скрывается. Короче говоря, сначала вам необходимо толковать этот материал, будь это ассоциации, сновидения или воспоминания. Несомненно, это происходит в соответствии с теми ожиданиями, которые появляются у вас, когда вы слушаете пациента».
Посторонний: “Толковать! Это плохое слово. Если все зависит от моих толкований, то кто может поручиться, что они правильны? Ведь в таком случае все зависит исключительно от меня”.
Фрейд: «Не надо спешить с выводами, все не так уж плохо. Почему бы вам не увидеть в ваших собственных психических процессах те же самые закономерности, которые признаются вами в других людях? Если у вас был определенный период самовоспитания и вы получили определенные знания, то ваши толкования не будут искажаться под влиянием личных качеств и будут абсолютно правильными. Не буду утверждать, что в этой части психоанализа личность психоаналитика не имеет никакого значения. Необходимо учитывать, что тонкость слуха, необходимого для определения вытесненного бессознательного, не у каждого развита в одинаковой степени.
И поэтому, разумеется, психоаналитик обязан самосовершенствоваться путем глубоко идущего собственного психоанализа, чтобы воспринимать аналитический материал без предрассудков. Однако все равно остается нечто, что можно назвать “личным уравнением”. Индивидуальный момент всегда будет играть в психоанализе гораздо большую роль, чем в любой иной области. Психически ненормальный человек может оказаться прекрасным физиком, а вот психоаналитику его собственная ненормальность помешает без искажений воспринять проявления чужой духовной жизни. Так как никому не хочется демонстрировать собственную ненормальность, то к общей точке зрения особенно трудно прийти в области глубинной психологии.
Некоторые психологи даже считают, что это совершенно бесперспективно и что каждый идиот имеет право выдавать свое сумасбродство за мудрость. Что касается меня, то тут я более оптимистичен. Собственный опыт показывает, что в психологии можно достичь вполне удовлетворительного согласия! Ведь в каждой исследовательской области имеется своя особая трудность, которую необходимо устранить».
Посторонний: “Ну вот, теперь даже в мыслях мне не хотелось бы проводить какое-либо психоаналитическое лечение. Еще неизвестно, какие сюрпризы ожидают меня в будущем”. Фрейд: «Вы совершенно правы, отказавшись от такого намерения. Вы прекрасно видите, сколько еще знаний и опыта нужно приобрести для этого. Когда вы наконец находите правильное толкование, возникает новая задача. Вам необходимо поймать подходящий момент, чтобы с надеждой на успех сообщить это толкование пациенту».
Посторонний: “А основываясь на чем психоаналитики определяют подходящий момент?”
Фрейд: «Это дело такта, который совершенствуется на основе опыта. Вы совершите грубейшую ошибку, если, например, в стремлении сократить время психоанализа, обрушиваете на пациента ваши толкования сразу после того, как сами пришли к ним. Этим вы вызываете в нем только проявления возмущения, сопротивления, однако не достигаете того, чтобы его “Я” овладело вытесненным. Поэтому имеется определенное правило: нужно ждать, пока пациент сам достаточно приблизится к вытесненному, и тогда с помощью толкования, которое вы предлагаете, ему останется сделать всего несколько шагов в нужном направлении».
Посторонний: “Мне кажется, что я никогда не смогу научиться этому. Однако если я принял необходимые предосторожности при толковании, что произойдет потом?”
Фрейд: «Тогда вы наверняка откроете то, к чему совершенно не готовы».
Посторонний: “И что же это такое?”
Фрейд: «То, что вы разочаруетесь в собственном пациенте: вы поймете, что не можете рассчитывать на его помощь и уступчивость, что теперь он начал ставить всевозможные препятствия на пути к выздоровлению, что он вообще не желает выздоровления».
Посторонний: “Ну вот, это самое безумное из всего того, что вы мне до сих пор рассказали! Я в это просто не верю. Пациент, который настолько тяжело страдает, который так трогательно жалуется на свои недуги, который приносит ради своего лечения такие большие жертвы — и он же изо всех сил стремится остаться больным! Вы, конечно же, и сами в это не верите”.
Фрейд: «Как бы это ни казалось странным, но я думаю именно так. То, что я только что сказал, естественно, не полностью правда, однако верно в довольно существенной части. Конечно, каждый больной хочет выздоровления, однако одновременно он сопротивляется этому. Его “Я” утратило свое единство, поэтому его желания противоречат друг другу. Если бы все было иначе, то он не был бы невротиком».
Посторонний: “Был бы я умен, звали бы меня не Телль” (См. пьесу Шиллера “Вильгельм Телль”). Осколки вытесненного прорываются в “Я”, закрепляются в нем, и над стремлениями такого рода область “Я” имеет такую же небольшую власть, как и над самим вытесненным. К тому же никто этого не замечает, если речь идет о нормальной ситуации. Такие пациенты выделяются особо и создают такие трудности, преодолевать которые мы пока еще не привыкли. Все известные социальные институты созданы для людей с единым нормальным “Я”, которое можно определить как позитивное, так и негативное, которое или выполняет свою функцию, или по причине некоего сильного влияния отстраняется от этого.
Отсюда проистекает правовая альтернатива: ответственно или безответственно. Однако все эти решения не подходят к невротикам. Нужно признать, что социальные требования трудно приспособить к их психологическому состоянию. Это нашло множество подтверждений во время последней войны. Были ли симулянтами невротики, которые уклонялись от службы? И да, и нет. Когда их принимали за симулянтов и делали для них их болезненное состояние действительно невыносимым, они выздоравливали. Однако если невротиков вновь посылали на службу, то они совершенно неожиданно снова оказывались больными. И ничего с ними нельзя было поделать. Абсолютно то же самое происходит с невротиками и в мирной жизни. Они жалуются на свое заболевание, однако используют его только по необходимости. Когда же болезнь пытаются устранить, невротики защищают ее, как львица защищает своего детеныша. Причем совершенно бессмысленно ругать их за это противоречие».
Фрейд о психоанализе
часть 11
Посторонний: “Однако не лучше ли вообще не лечить этих трудных людей, а предоставить их самим себе? Должен признаться, что после ваших объяснений мне не верится, что все усилия, затрачиваемые на каждого из этих больных в отдельности, оправдываются”.
Фрейд: «Боюсь, что не могу с вами согласиться. Безусловно, проще принять сложности жизни, вместо того чтобы с ними бороться. Не каждый из невротиков, лечением которых мы занимаемся, может оправдать усилий психоаналитика, однако ведь среди них есть и весьма ценные люди. Наша цель — в достижении того, чтобы по возможности меньше людей, сталкиваясь с требованиями культурной жизни, имело недостаточный психический багаж. На этом пути нам еще необходимо накопить немало опыта, научиться во многом разбираться. Любой психоанализ может многому научить, несет новые знания, и это важно само по себе, даже если не учитывать несомненную личную ценность конкретного пациента».
Посторонний: “Однако если в «Я» больного образовалось побуждение, которое стремится сохранить заболевание, то его возможно объяснить определенными причинами и мотивами, оно должно чем-то оправдываться. Абсолютно непонятно, почему человек хочет быть больным, какая ему от этого польза”.
Фрейд: «Ну что же вы, ведь ответ на ваш вопрос лежит на поверхности. Подумайте о невротиках во время войны, которые не могут выполнять служебный долг, поскольку они больны. В мирное время заболевание может использоваться человеком в качестве защиты, например для того, чтобы скрыть свои профессиональные недостатки или поражение в конкуренции с другими.
В семье заболеванием пользуются как средством принуждения других к жертвам и постоянным доказательствам любви или с целью навязывания им своей воли. Все это прекрасно видно; мы это называем “выгода болезни”.
Необходимо отметить, что самому пациенту, его “Я”, ничего не известно о сплетении подобных мотивов с их последующими результатами. Преодолеть влияние подобных стремлений возможно путем принуждения “Я” принять знание о них. Существует также другой, более глубокий мотив для того, чтобы обеими руками держаться за болезнь, с которой и без того не очень просто справиться. Однако понять этот момент без еще одного экскурса в психологическую теорию невозможно».
Посторонний: “Прекрасно, рассказывайте дальше, я не имею ничего против небольшого количества теории”.
Фрейд: «Говоря об отношениях “Я” и “Оно”, я скрыл от вас немаловажную часть учения о психическом аппарате. Мне пришлось допустить, что в самом “Я” есть особая область, которую мы называем “Сверх-Я”. Это “Сверх-Я” занимает относительно “Я” и “Оно” особое положение. “Сверх-Я” принадлежит к “Я”, имеет с ним общее качество хорошо дифференцированной психологической организации, однако одновременно находится в чрезвычайно близких отношениях с “Оно”. В реальности “Сверх-Я” является своеобразным отложением первых интенсивных, значимых отношений “Оно” с объектами, наследием побежденного эдипова комплекса. Это “Сверх-Я” может противопоставлять себя “Я”, относясь к нему как к чужому объекту, при этом часто обращаясь с ним довольно жестоко.
Для “Я” согласие между ним и “Сверх-Я” является таким же жизненно важным, как и согласие с “Оно”. Недопонимания между “Я” и “Сверх-Я” имеют чрезвычайно большие последствия для духовной жизни. Как вы уже догадались, “Сверх-Я” — это носитель того феномена, который обычно мы называем совестью. Для душевного здоровья просто необходимо, чтобы “Сверх-Я” сформировалось нормально, иначе говоря, стало безличностным в достаточной степени. Именно этого и нет в случае невроза, где эдипов комплекс не прошел все необходимые преобразования. “Сверх-Я” невротика продолжает постоянно относиться к “Я”, будто строгий отец к ребенку, а примитивные нравственные нормы “Сверх-Я” проявляются в том, что оно жестоко терроризует область “Я”.
Болезнь применяется как одно из средств подобного “аутонаказания”, невротик должен вести себя таким образом, будто он находится под влиянием чувства вины, которое с целью своего удовлетворения прибегает к заболеванию в качестве наказания».
Посторонний: “Это звучит весьма таинственно. Однако самым примечательным здесь является то, что до сознания пациента даже этот зов его совести может не дойти “.
Фрейд: «Конечно, мы только начинаем оценивать значение всех этих немаловажных отношений по-настоящему. Поэтому мой рассказ может показаться несколько таинственным. Но продолжим. Все силы, которые противостоят выздоровлению, мы называем “сопротивлениями” пациента. Источником одного из таких сопротивлений является выгода, получаемая от заболевания, что же касается сопротивления со стороны “Сверх-Я”, то оно представлено в “бессознательном чувстве вины” — в наиболее мощном препятствующем факторе, который больше других внушает нам страх. Во время излечения мы встречаемся также с иными сопротивлениями. Если в ранний период область “Я” из-за страха совершила вытеснение, то данный страх имеет место и далее, однако теперь проявляется в качестве одного из сопротивлений — в тех случаях, когда “Я” пробует оказаться как можно ближе к вытесненному.
В конце концов, можно легко представить себе, что не может обойтись без трудностей такое явление, когда то или иное течение влечения, которое десятилетиями шло одним и тем же путем, неожиданно должно пойти новым путем, который для него открывается. Это можно назвать сопротивлением со стороны “Оно”.
Борьба со всеми такими сопротивлениями и есть наша главная задача во время психоаналитического курса лечения, а задача толкования, наоборот, уходит в сторону. Однако посредством этой борьбы и преодоления сопротивлений область “Я” изменяется и усиливается настолько, что мы совершенно не беспокоимся относительно будущего поведения пациента после завершения курса лечения. С другой стороны, сейчас вы поймете, по какой причине нам необходимо такое продолжительное лечение. Долгий путь психического развития и богатство материала решающими здесь не являются. Гораздо более важным является здесь знание того, свободен ли путь.
На любом участке железной дороги, который в мирное время проезжается буквально за пару часов, армия может задержаться на несколько недель, если там ей необходимо преодолеть сопротивление врага. На подобную борьбу уходит время и в душевной жизни. К сожалению, мне приходится констатировать, что все усилия, предпринимаемые до сих пор для того, чтобы значительно ускорить курс лечения, были абсолютно безуспешными. Наилучшим путем для сокращения курса является, вероятно, его корректное проведение».
Фрейд о психоанализе
часть 12
Посторонний: “Если у меня когда-либо и возникало желание приобщиться к вашей профессии и попробовать провести психоанализ другого человека, то ваши слова о сопротивлениях окончательно отвратили меня от этого. Однако как обстоит дело с особым персональным влиянием, которое вы тоже не отрицаете? Не направлено ли оно против сопротивлений?”
Фрейд: «Это хорошо, что вы спросили об этом именно сейчас. Личное влияние — наше самое сильное оружие. Это влияние является именно тем, что мы вносим в ситуацию, с помощью чего мы постоянно контролируем ее. Ведь само интеллектуальное содержание наших доводов не может достичь положительного результата, так как пациент разделяет все предрассудки своего окружения, как и наши оппоненты. Невротик вступает в контакт с психоаналитиком, так как он верит психоаналитику, а верит он ему потому, что по отношению к личности психоаналитика постепенно создается некая эмоциональная установка. Ведь ребенок тоже верит исключительно тем людям, к которым он привязан.
Я уже говорил вам, для чего нами применяется столь объемное “суггестивное” влияние. Совсем не для подавления симптомов, и этим психоаналитический метод отличается от других методов психотерапии, а для создания силы влечения, чтобы побудить “Я” пациента преодолеть свои сопротивления».
Посторонний: “А если это удается, не идет ли все дальше беспрепятственно?”
Фрейд: «Так оно должно бы быть. Однако появляется одно непредвиденное осложнение. Вероятно, самым большим сюрпризом был тот факт, что эмоциональное отношение, которое проявляет к психоаналитику пациент, является совершенно особым. Еще первый врач, который пытался проводить психоанализ — причем это был не я, — столкнувшись с этим явлением, полностью разочаровался в психоанализе (Речь идет о Й. Бройере. Этот “психоанализ” изложен в его совместной с Фрейдом книге “Этюды об истерии” (1895)). Данное эмоциональное отношение является, яснее говоря, влюбленностью, если судить по его природе.
Не кажется ли вам это странным? Особенно, если принять во внимание, что психоаналитик ничего не делал для того, чтобы его спровоцировать, что он, скорее, наоборот, держался в тени, буквально окутывая свою собственную личность некоторой сдержанностью. Это особенное отношение любви, которое, не говоря уже обо всех других благоприятных моментах, не принимает ни в какое внимание вопросы внешней привлекательности, возраста, пола и материального состояния.
Согласитесь, что при таком подходе любовь просто неизбежна. Нельзя сказать, что такой характер неожиданной влюбленности обычно не присущ людям. Вам известно, что весьма часто бывает именно наоборот. Но при психоаналитической ситуации влюбленность проявляется в чистом виде, без того, чтобы для нее можно было найти логическое объяснение.
Необходимо полагать, что в отношении пациента к психоаналитику пациент нуждается в проявлении к нему хотя бы небольшой степени уважения, доверия, благодарности и человеческой симпатии. И все это оборачивается этой самой влюбленностью, которая производит впечатление настоящего болезненного явления».
Посторонний: “В таком случае я могу предположить, что это помогает психоаналитическим намерениям. Если человек любит, то покоряется”.
Фрейд: «Конечно, поначалу это помогает, однако позднее, когда данная влюбленность становится сильнее, проявляется вся ее истинная природа, в которой многое не совместимо с задачами психоанализа. При этом любовь пациента не удовлетворяется одним лишь повиновением, она становится более требовательной, требует нежного и чувственного удовлетворения, постоянно демонстрирует свои противоречивые стороны, ревность, готовность к враждебности и мести, когда она не может достичь своих намерений.
Как и можно было ожидать от влюбленности, это чувство вытесняет все иные психические содержания на задний план, гасит любой интерес к курсу лечения и выздоровлению. Короче говоря, нет смысла сомневаться в том, что оно ставит себя на место невроза, а вся наша работа приводит к тому, что некое раннее проявление болезни изгоняется с помощью другого».
Посторонний: “А вот теперь это звучит не слишком весело. Что необходимо делать в данном случае? Хорошо бы прекратить психоанализ, однако так как, если верить вашим словам, такой исход имеет место постоянно, то психоанализ вообще нельзя проводить”.
Фрейд: «Давайте сначала используем эту ситуацию для того, чтобы на ней поучиться. Знания, которые мы получим, позже помогут нам. Разве не заслуживает самого пристального внимания то, что любой невроз нам удается превратить в одно и то же состояние болезненной влюбленности?
Мы убеждены в том, что в основе невроза лежит часть любовной жизни, и она проявляется необычно. Это убеждение в результате нашего опыта чрезвычайно укрепилось. Этот взгляд вновь предоставляет нам прочную основу, мы теперь разрешаем себе заняться самой этой влюбленностью, как новым объектом психоанализа. Однако надо учесть еще и такое наблюдение. Влюбленность не всегда проявляется в анализе так ясно и так ярко, как я попробовал изобразить здесь. Но почему? Вскоре начинаешь понимать это.
С такой же силой, с которой стремятся к своему проявлению чувственные и враждебные стороны влюбленности, растет также сопротивление больного по отношению к ним. На наших глазах он с ними сражается, пробует вытеснить их. Только теперь мы начинаем понимать весь процесс. Пациент в форме влюбленности к психоаналитику повторяет психические переживания, которые он имел раньше. Психические установки, которые заложены в нем и тесно связаны с возникновением его невроза, больной переносит на психоаналитика. У нас на глазах он повторяет также и свои прежние действия защиты, а более всего ему хотелось бы повторить все прежние случаи из жизни относительно психоаналитика. То, что больной нам предъявляет, является фактически ядром его богатой интимной жизни.
Это ядро воспроизводится им осязаемо, будто в настоящую минуту он переживает все заново, вместо того чтобы просто вспоминать. Именно этим решается вся загадка любви в переносе, а психоанализ, именно проходя через эту новую ситуацию, которая казалась для него чрезвычайно угрожающей, продолжается дальше.
Посторонний: “Интересно вы это излагаете. И что же, пациент с легкостью вам поверит, что он не влюблен, а всего лишь вынужден еще раз реализовать старый сценарий?”
Фрейд: «Сейчас все зависит от этого, причем необходима большая искусность в овладении так называемым “переносом”, чтобы достичь желаемого. Требования к аналитической технике на этот момент являются наиболее высокими. Здесь можно совершить самые страшные ошибки или, наоборот, добиться выдающегося успеха. Попытка обойти все трудности, при которой перенос подавляется вами или полностью игнорируется, будет бессмысленной. Такая тактика не имеет ничего общего с психоанализом.
Не слишком умно, а к тому же еще и трусливо, поступает тот психоаналитик, который отказывается от пациента, немедленно после выявления неприятностей, которые связаны с неврозом перенесения. Это можно сравнить с тем, что мы вызвали духов с того света, а сразу после их появления бежим от них со всех ног. Хотя необходимо отметить, что иногда поступить по-другому просто невозможно.
Бывает, что вызванный нами перенос не управляем, и психоанализ необходимо прервать, однако при этом надо, с учетом своих сил, хотя бы попробовать побороться со злыми духами. Если же мы поддадимся требованиям переноса, исполним желание больного в нежном и чувственном его удовлетворении, то это будет не только аморальным, но и абсолютно непригодным в качестве технического средства для достижения цели психоанализа.
Невротика невозможно излечить, предоставляя ему возможность постоянного повторения одного из бессознательных клише, которые в нем заготовлены. Если врач идет на компромисс с пациентом, предлагая ему частичное удовлетворение в обмен на его дальнейшее сотрудничество в психоанализе, то ему нужно обращать внимание на то, чтобы не оказаться в ситуации проповедника, который должен обратить в свою веру грешного страхового агента.
Грешник так и останется в неверии, а духовник уйдет со страховым полисом. Единственно возможным выходом из ситуации переноса является возвращение пациента к ситуации из его прошлой жизни в таком виде, в каком он ее действительно пережил или придумал путем деятельности воображения, исполняющей желания. А это требует от психоаналитика большого искусства, терпения, спокойствия и даже самозабвения».
Посторонний: “И где же, по вашему, невротик пережил прообраз своей перенесенной любви?”
Фрейд: «Обычно — в своем детстве, с одним из родителей. Вот здесь-то круг и замыкается».
Фрейд о психоанализе
часть 13
Посторонний: “Так вы, наконец, закончили? Я нахожусь в некотором замешательстве от всего того, что я от вас услышал. Расскажите, пожалуйста, еще только о том, как и где изучается то, что необходимо для проведения психоанализа”.
Фрейд: «В настоящее время существует два высших учебных заведения, в которых преподается психоанализ. Первый институт был создан в Берлине в местной ассоциации Максом Айтингоном. Второй институт находится под эгидой Венской психоаналитической ассоциации, которая финансирует его из собственных средств, а также с помощью немалых пожертвований. Что касается участия официальных органов, то оно пока что ограничивается тем, что они создают нашему молодому начинанию определенные трудности. Третье учебное заведение должно буквально на днях открыться в Лондоне с помощью местного психоаналитического общества, которым руководит доктор Эрнст Джонс.
В этих учебных заведениях психоанализ проводится с самими студентами, теория преподается на лекциях по всем необходимым предметам, а когда студентов допускают к своим первым опытам лечения легких случаев, то работают они под контролем старших и более опытных психоаналитиков. На получение подобного образования необходимо затратить около двух лет. Безусловно, даже после этого срока бывший студент является всего только начинающим психоаналитиком, однако не мастером психоанализа. То, чего он пока еще не имеет, должно приобретаться в работе и при обмене мнениями в психоаналитических обществах, в которых молодые аналитики встречаются с опытными коллегами.
Подготовка к психоаналитической деятельности трудна, как и сама работа психоаналитика, а ответственность такого специалиста велика. Однако тот, кто прошел подобное обучение, кого самого проанализировали, кто понял психологию бессознательного, кто разобрался в науке о половой жизни и изучил довольно непростую технику психоанализа, искусство толкования, кто овладел работой с сопротивлением и умеет использовать перенос, тот в области психоанализа дилетантом не является. У него достаточно средств для того, чтобы проводить лечение невротических расстройств, а с течением времени он сможет достичь всего того, чего только можно требовать от этого вида терапевтического лечения».
Посторонний: “Вы приложили довольно большие усилия, чтобы продемонстрировать мне, что такое психоанализ и какие знания необходимы для того, чтобы успешно им заниматься. Прекрасно, мне никак не может повредить то, что я от вас узнал”.
